Моя жизнь стабильна. Меня в ней стабильно что-то да не устраивает. Если раньше хотелось поскорее из дома вырваться в общагу, то сейчас все ровно наоборот. Во мне живет маленький озлобленный ребенок, готовый убивать просто за то, что кто-либо слишком редко говорит действительно важные вещи. Наступила та волшебная пора юности, когда бессознательно требуешь от людей какого-то духовного развития, хоть каких-нибудь потугов. Надо признаться, конечно, что я понимаю эту юность весьма превратно и как-то упускаю из вида горы бухла, вечеринок и прочие прелести нормальных людей, пытающихся повзрослеть. Где-то в глубине действительно умер молодежный механизм.
Очень ощутимо не хватает понимания. Возможно, я не там его ищу. Возможно также, что в некоторый момент я сама это понимание проебала, но нет. В конце концов, как происходит, так и происходит. Волны не могут бежать назад.
Осталось вновь затариться билетами на концерты, которые уже стали неизменной частью моих расходов. Надо подумать, не эта ли тяга к прекрасному и непонятому ведет меня черт знает куда. В любом случае, мне все абсолютно нравится.
Вчера в условиях коммунальной квартиры, как выразилась моя соседка, под шум моющейся посуды и кипение чайника написала нечто непривычно длинное для себя.
читать дальше
Сеточка звёзд в обесцвеченных пальцах,
нам с тобою так мало осталось
видеть друг друга, зрачками робея,
взгляд опускать, сверля им колени.
Что до зимы - она скоро случится,
кашель глотаешь - не в моде лечиться,
мне не ново отнюдь жать холодные руки.
Что ты знал, милый мой, про симптомы разлуки?
Что ты видел во сне, когда твой ночной поезд
погружался во тьму, набирая вдруг скорость,
как ты плакал в бреду, неизменно теряя
чёрно-белые фото из фальшивого рая?
Как ты Бога молил: "Хоть немного терпенья!
Не сорвусь, не предам всё былое забвенью!"
И как Бог хохотал, те альбомы листая:
"Где ты здесь увидал очертания рая?"
Поскорей уходи, здесь не место героям,
здесь такие, как ты, лишь обуза для строя,
что идёт по прямой, гнусный шаг свой чеканя,
задержав сиплый крик в лабиринтах гортани.
Ничего не узнав, поспеши удалиться,
в эти серо-зелёные мутные лица
ты сумей не вглядеться, как в бездонную лужу.
В этом мире ты, может быть, всё-таки нужен,
но уж точно не здесь да не в этих широтах,
где господствует гниль в речевых оборотах,
где от дыма костров никому не согреться
и глухая тоска давит грузом на сердце.
Уезжай, улетай, но не смей оставаться.
Я всё знаю, родной, так нелепо прощаться,
теребить край салфетки и озябшие пальцы
прятать в жёсткой ладони больного скитальца.
Так прощай же навек, нам не встретиться больше,
навсегда сохрани в своей памяти рощу
и озёрную гладь в тусклом свете отчизны -
это всё, что любил ты когда-то при жизни,
что текла безмятежно, но так скоро рассталась
с легкомыслием детства, что всегда оставалось
путеводной звездой в час погасшего света.
Нам, увы, не дождаться простого ответа
на вопрос неуместный: кто прибрал нашу совесть
к своим липким рукам, записавшим всю повесть
от конца до начала, лжи клубок расплетая,
наблюдая за тем, как в заре, догорая,
бьётся бабочкой жизнь, цепенеет от боли,
не успев осознать страха выпавшей доли ,
превращается в пепел и в полях оседает.
Закрывай же окно, милый мой, холодает.
И задвинь занавески. Нету сил больше мерить
бесконечность глазами и искренне верить,
что придёт новый день и подарит свободу...
До свиданья, мой друг. Дай свершиться исходу.